Сообщила сама.
Андрюшкевич (Родионова) Надежда Михайловна
г. Севастополь Музей «Оборона Севастополя 1941-1942 гг.»
Уважаемые земляки, жители города-героя Севастополя! Дорогие товарищи, жители осажденного города Севастополя 1941-1942 гг.!
Поздравляю с величайшим историческим праздником - 65-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. и особо кланяюсь всем памятникам и могилам нашего славного города в этот святой день - 9 Мая 2010 года.
Обращаюсь я в музей обороны города ради памяти моей матери и отчима, но сначала необходимо представиться.
Я, Андрюшкевич Надежда Михайловна, родилась 26 ноября 1926 года в г. Севастополе, проживала по улице Греческой (в н.в. Партизанская), дом № 13, где было 17 квартир, угловой, наше окно выходило на Кирпичный переулок. Отлично помню Греческую церковь, которую потом снесли и построили школу.
Мать моя Савкина Анна Павловна, 1903 года рождения (Орловская область), работала прачкой на береговой батарее на Северной стороне, потом в Военном порту, район Инкермана, и там же весь период осады города, была стахановкой, с гордостью носила красную косынку.
С 1935 года меня воспитывал отчим Ибрагимов Осман ,1911 года рождения. Военную службу он проходил на той же батарее, где работала мама, по национальности татарин, но был радушно принят русскими, после демобилизации работал, жил с нами.
Летом 1941 года я только перешла в 8 класс. Занималась в балетной студии Дома культуры работников торговли, которой руководила Мурзина Ирина Михайловна .22 июня я должна была ехать в Симферополь на областную олимпиаду. Все костюмы были подготовлены и висели на спинках кровати. Помню, со мной учились в балетной студии Эля Мельниченко, Света Блинова, остальных назвать не могу. Но...
22 июня 1941 года 4 часа утра. Первая бомба-мина упала на улице Подгорной, у нас только вылетели стекла. И первое, что я услышала от отчима: «Это война». С того дня и разделилась наша жизнь на «до и после».
На тему Великой Отечественной войны написано очень-очень много, но война была не одна: каждый человек - это отдельная война, страшная и беспощадная.
В июне-июле 1941 г. мама еще иногда появлялась дома, потом все реже, а с началом осады совсем не приходила. Отчим сразу же был призван в ряды морской пехоты, воевал под Балаклавой, зимой был ранен, потерял левую руку выше плеча.
Мы, школьники, все лето рыли противотанковые рвы за городом, в городе -щели-окопы, потом учились по - возможности, помогали в госпитале на Корабельной стороне. Последнее место моей «учебы и жизни» -бомбоубежище, точнее подвал, под домом культуры Морзавода, на стыке улиц Карла Маркса и пр. Фрунзе.
Приблизительно в октябре-ноябре 1941 года я уже окончила краткосрочные курсы ОСОВИАХИМа, которые находились на Приморском бульваре, получила звание санинструктора, ходила по организациям, предприятиям, обучала пользоваться противогазом, оказывать первую помощь раненым.
В конце марта - начале апреля 1942 года к нам в школу пришел представитель горкома комсомола, нас приняли в члены ВЛКСМ, и через пару дней я и девочка Наташа (?) добровольно отправились в медсанбат (мыс Фиолент, территория Георгиевского монастыря), №475, 388 дивизии Приморской армии.
Что пришлось пережить 15-летним девочкам, об этом я сейчас не могу даже писать. Но я до сих пор вижу эти лица матросов и солдат, их ампутированные ноги-руки, тазы крови, могилы - я помогала в операционной штольне, а сами раненные находились на открытой площадке, на «улице», пока их отправляли в город для эвакуации. Господи, кто же из них остался жив?! В этом аду!
Конец июня 1942 года. Немцы уже наступали окончательно, за день-два появились матросы забирать раненных на подводную лодку, звали и меня, но я рвалась к родным, ничего не зная о матери. Наташу я потеряла.
После ночного боя на мысе Фиолент попала в лагерь для военнопленных (недалеко где-то). Просидев день за колючей проволокой, вечером (каким-то чудом) сумела уйти и, пройдя горами и тропами, вышла к кладбищу в Карантинной бухте. И здесь-то одна женщина дала мне воды напиться - в тот момент это дорогого стоило. Нашла живыми в окопе и мать, и отчима. Сгорело все! Ведь в Севастополе и камни горели.
Как выжили? Что ели? Что пили? Даже вспомнить страшно. Несмотря на опасность передвижения, мама с отчимом ушли в татарскую деревню (название не помню), я ушла в г. Симферополь к отцу. Конечно, пешком и не по шоссе. Остались в живых, но оказались на оккупированной территории, что по тем временам чуть ли не преступление.
У моего отчима были два брата: один старше, его расстреляли немцы стразу же - секретарь райкома партии. Второй младший, Ибрагимов Али (Алеша), воевал в артиллерийских войсках до самой Германии. Вернулся Али в 1945 году, весь в орденах, но в Крым его не пустили - татар к тому времени депортировали. Он уехал в город Зеленодольск Татарской АССР, где и прожил до конца своей жизни.
Мой отчим с односельчанами помогали партизанам: деревню сожгли, жителей согнали в лагерь под Бахчисараем, но... успела Советская армия! Не успели их ни голодом заморить, ни расстрелять. (Апрель 1944 года).
Мать и отчим приехали к моему отцу в Симферополь, и вся наша семья, не выясняя отношений, жили в одной квартирке, все пошли работать на автозавод имени Куйбышева (руины).
Когда депортировали татар летом 1944 года, всех подряд, в том числе и мать моего отчима, его сначала оставили, как инвалида войны (документы сохранили!). Но в 1945 году предложили уехать, но дали возможность выбора. Брак у них зарегистрирован не был, и мама могла не уезжать. Но они выбрали Марийскую АССР, город Волжск, где их встретили не очень-то хорошо: таков был идеологический настрой. Спецпереселенцы - это было как клеймо врага народа.
Отчим работал бригадиром на Марийском бумажно-целлюлозном комбинате. Со временем местные жители подружились со спецпереселенцами, учились у них садоводству, огородничеству.
Умер отчим, Ибрагимов Осман, в 1961 году, в возрасте 50-ти лет, мать в 1966 году - 63 года. Брак юридически оформили за два года до смерти отчима. Так что декабристки были и в ту войну.
Никакой власти я никогда не прощу такую судьбу близких мне людей. Аукается та депортация и по сей день. Предатели были, действительно были, но они не пострадали. Да и только ли среди татар?
Я этим письмом хочу защитить честь, достоинство и светлую память моей матери Савкиной Анны Павловны и моего отчима Османа Ибрагимова. Эти простые труженики и солдаты так и ушли из жизни, не дождавшись ни наград, ни льгот, ни достойного признания.
Мы знаем, что любимец Адольфа Гитлера фельдмаршал Манштейн потерял по Севастополем 300 тысяч своих солдат и офицеров, потому что восемь месяцев в нечеловеческих условиях город защищали настоящие патриоты от мала до велика. А вот о наших потерях нигде не сказано ни слова.
В 1991 году Севастопольский комитет ветеранов войны прислал мне Знаки и удостоверения «Житель осужденного Севастополя 1941-1942 гг.» и «Юный защитник Севастополя 1941-1942 гг.» (по свидетельским показаниям), хотя я лично даже не знала об этом. Трудом я заработала немало наград и званий, но эти знаки - самое дорогое в моей жизни. Приняла их за себя, за маму, за отчима, за всех своих погибших сверстников.
P.S. Я осталась в Симферополе, затем вернулась в город Севастополь, прошла все проверки, получила допуск к секретной и сов. секретной работе. В 1950 году вышла замуж, родила сына. Обойдя все базы, муж-подводник привез нас во Владивосток. Это мой последний пункт проживания.
Своих друзей детства и школьных лет я растеряла, многих потеряла в войну, в настоящее время осталась одна - Степанова-Герасименко Валентина Владимировна, проживает в Севастополе. Дозвониться к ней не могу, т.к. её телефон не имеет международной связи. Мы жили рядом, её дом №11, учились в одних школах.
Ветеран-труженик тыла ВОВ
Ветеран труда РФ
Отличник Министерства культуры СССР Заслуженный работник культуры РФ Заслуженный деятель Всероссийского музыкального общества
Родионова Надежда Михайловна